Лиловый рай. Книга вторая - Эля Джикирба

Единственным, во что Барт не вмешался ни разу, была установившаяся среди воспитанников и неизбежная при царящих в школе порядках иерархия.

– В том, кого нагнуть или выпрямить, парни отлично разберутся и без меня, – с хохотком говорил он по этому поводу.

II

Воспитанники быстро разделили коллектив на группы, которыми управляли два или три старшеклассника, в свою очередь, подчинявшихся лидеру, если таковой имелся. Оговорка о наличии лидера имела все основания, поскольку подчинить воспитанников единоличному управлению за все десять лет существования школы удалось лишь двоим.

Первым лидером оказался Эрнан Мартинес, державший в кулаке воспитанников в течение двух последних лет своего пребывания в школе, вторым – Боб Джералд, который так же, как Эрнан, обладал задатками настоящего лидера и сумел обуздать непокорных главарей групп.

– Классическая пирамида статусов, – говорил по поводу школьных порядков довольный результатами Барт.

– Не лучше ли было бы просто дать им жить? – пожимала прямыми, как у пловчихи, плечами Джейн.

– Детка, ты не понимаешь. Стая должна иметь вожака. Большая стая – большого вожака. А большой вожак – помощников. Грызня внутри стаи способствует укреплению дисциплины, отсеивает слабых, выделяет сильных, расставляет всё на свои, нужные стае места. Я ясно излагаю? А посмотри, какие названия для определения статусов они придумали! Это же полный восторг!

Джейн лениво кивала. Попробуй не согласись с Бартом! Не заткнётся до вечера, всё будет философствовать про своих «красоток» и «простачков».

Названия и вправду впечатляли двусмысленной точностью.

Воспитанников, которых подвергли «настоящему воспитанию», по аналогии с известным фильмом с Джулией Робертс называли «красотками», и место этим неудачникам было определено в самом низу школьной пирамиды. Подняться на следующий уровень было невозможно, общаться на равных с остальными – тоже.

«Красотки» ходили группами, в столовой сидели за отдельными столами, общались только между собой, не имели права принимать участие в соревнованиях. Многих из них насиловали повторно либо просто пользовали для утех, причём не только школьники, но и взрослые.

В школе очень быстро изменили метод Барта устрашать при помощи насилия только тех, кто бунтовал или не умел постоять за себя, и с тех пор каждому новичку надо было доказывать своё право на безопасный статус «простачка», а если повезёт – пробиться в ранг старших или хотя бы попасть в их ближайшее окружение. Скидок на возраст никому не делали, но учитывали возрастные возможности. Главным доказательством умения постоять за себя была способность к сопротивлению, или «крепость», как называли сильные характеры.

– Не трогать. Он с «крепостью».

Это была заветная фраза. Многие мечтали услышать её в свой адрес.

Вершину пирамиды занимал лидер, если таковой имелся, или влиятельные старшие, если лидера не было.

Лидер и старшие были единственными из воспитанников, кто имел право общаться с Бартом вне рамок связки «хозяин – подчинённый».

– Разделяй и властвуй, детка! – повторял Барт любимую цитату, когда Джейн в привычной для неё манере ленивого противодействия пыталась в очередной раз выяснить у него, насколько правильно с точки зрения педагогики то, что происходит в школьном коллективе.

III

Воспитанники вставали в шесть часов утра и в течение получаса должны были привести в порядок спальное место, умыться, одеться, позавтракать и либо приступить к занятиям, либо идти в поход. Малейшее опоздание вызывало экзекуцию, повторное – отсидку в подвале, который, несмотря на относительную чистоту в школе, кишел крысами, поскольку Барт сознательно подкармливал крысиную стаю остатками пищи с кухни.

Когда стая слишком размножалась, охранники уничтожали её излишки при помощи яда.

Отбиваться от крыс Барт предлагал воспитанникам самостоятельно, и никакие слёзы и мольбы не могли заставить его изменить решение, если он его принял. Впрочем, крысам не нужны были дрожавшие от страха двуногие детёныши, которых периодически закидывали к ним в подвал. Умные животные давно поняли, что еду можно получить и без того, чтобы стараться добыть её, и это обстоятельство, конечно же, спасало несчастных сидельцев от неизбежной крысиной агрессии. Но психологический эффект от сидения в подвале было не отменить, и Барт справедливо считал, что самим фактом их существования уже добился от своих хвостатых помощников максимальной пользы.

Форма, в которой щеголяли воспитанники, представляла собой причудливую смесь разномастных вещей, многие из которых не соответствовали нужным размерам, поскольку специально Барт одежду никогда не покупал, а принимал её в качестве помощи от благотворительных организаций, с которыми тесно сотрудничал не только по вопросам одежды, но и по другим направлениям. В частности, он брал денежные пожертвования, оборудование и мебель и не реже одного раза в год возил группу воспитанников для участия в каком-нибудь приуроченном к очередному празднику городском конкурсе либо в телевизионном шоу.

По окончании школы ученики вышвыривались на улицу без рекомендаций, но со своим счётом в банке, сформированным из благотворительных пожертвований. Каждому воспитаннику ежемесячно поступало пятьдесят семь долларов сорок два цента – это была именно та сумма, которую Барт официально определил для них в качестве ежемесячного накопительного взноса.

Помимо накопленных средств, Барт выдавал сотню долларов на отъезд после окончания и брал обязательство не вспоминать о годах, проведённых под его руководством, ни в письменном, ни в устном виде.

– Достану из-под земли, если что… – многозначительно усмехаясь, предупреждал он.

Предупреждение действовало безотказно, к тому же радость избавления от тяжкого гнёта школы была настолько велика, что ни одному из учеников за десять лет её существования не пришло в голову нарушить данное Барту слово.

Участь многих из них была печальной. Физически крепкие, получившие пусть поверхностное, но образование и неплохой начальный капитал, они оставались один на один с большим миром без какой-либо помощи со стороны и, как правило, не справлялись с испытанием. Многие вновь оказывались на улице или в тюрьме, кто-то присоединялся к местной мафии, кто-то сутенёрствовал или торговал наркотой. Были, правда, и те, кто всё же начинал новую жизнь, в основном в сфере коммунального обслуживания, и Барт, внимательно отслеживавший судьбы своих воспитанников, всегда ставил этих редких счастливчиков в качестве примера во главе хитроумных статистических схем, которые он выстраивал в Сети и во время личных встреч с общественными активистами и социальными работниками.

IV

Ещё Барт вёл обширную переписку с целым рядом социальных организаций и специалистов по изучению детской психологии и периодически давал по телевидению пространные и довольно занудные интервью. Он никогда не позволял обществу забыть о том, что они с Джейн – два безнадёжных романтика, влюблённых в своё наполненное тяжёлым повседневным трудом дело, и, скорее всего, именно по причине его активности никому не пришло в голову, что умный и образованный энтузиаст и подвижник – по своей сути изощрённый садист. Барт играл с внешним миром в сложную игру, забавлявшую его не меньше, чем жизнедеятельность созданного им коллектива, а моментами даже и больше. И единственным, что пересиливало получаемое им удовольствие от этой щекочущей нервы игры, было каждодневное желание доказывать Джейн, что это он, Барт Чарльз Аарон Райт-Колтрейн, и есть единственный мужчина во всём грёбаном мире, с которым ей будет хорошо.

Конец ознакомительного фрагмента.